Любовь СТАРЦЕВА
Звезды в ладонях

Художник не профессия, художник - национальность, живущая в единственной стране Искусства и говорящая на языке тишины и сердца - линией и цветом, _ понятном всем, кто способен мыслить и чувствовать. Но все же главная и основная черта этой национальности - большая, чем у других, привязанность к детству, детство всегда с ними. "Я рисую, пока во мне жив ребенок", - говорил Пикассо.
  Детство - концентрация всей последующей жизни. Детство - это неиссякаемый интерес к жизни и неутолимая жажда знаний. Но это только кажется, что ребенок чему-то научается: невозможно обучить тому, что не заложено изначально Природой или Богом - не в терминах суть.
  Впрочем, изначально закладываются и трагедии, в два года одна из них - болезнь - уже оставила мне свое скудное наследство: четыре стены комнаты... В пять лет, чтобы ребенок не мешал серьезным взрослым, его обучили грамоте, - но неизвестно, кто выиграл больше, потому что выяснилось: книга - окно, за которым Вселенная...
  Так началась жизнь.
  А совершались эти события на земле Узбекистана, обильно поливаемого солнцем и щедрого на фрукты, цветы и птичьи песни. Жить довелось и в зеленой Ферганской долине, и в Ташкенте - действительно хлебном городе, и в древнем Самарканде - городе, первый камень которого был заложен самим Македонским. Это были годы школы, домашней учебы, с приходящими учителями и соклассниками.
  Но собственно учеба, самодеятельные университеты, началась только по завершении "неоконченного среднего". Все последующие годы были решительными шагами к тому, что американцы называют self-made-man: человек, сделавший самого себя. "Было бы слишком просто получить готовую душу", - говорил Экзюпери, - ее необходимо взрастить и только самостоятельно, а затем "не позволяй душе лениться"... Слагаемых души не счесть, но в основе ее должно быть знание - и всегда следует помнить, что знаний лишних не бывает, лишним может быть только невежество.
Оглядываясь назад, я без всякого снобизма могу сказать, что знания мне давали лучшие в мире учителя: класики литературы, музыки, живописи. Это прежде всего прекрасная русская литература, которая для меня начинается и заканчивается Пушкиным и Чеховым, хотя поныне дороги и любимы и светлая простота романа Тургенева, и словесное кружево Лескова, и мятежный Горький, и мечтатель всех времен и народов Александр Грин... А сколь многим замечательным обязана я гениальным французам и англичанам! Стендаль, Франс, Мопассан, равно как Стерн, Диккенс, Моэм - имена для меня святые. В скобках замечу, что именно желание лучше понять и почувствовать язык и стиль этих великих европейцев побудило заняться изучением вначале французского, а позже и английского языков. Много лет спустя эти знания пригодились в самом неожиданном качестве: три года давала частные уроки английского, - отдельная страница в моей жизни, добрая и светлая.
  Поэзия - особливая струна души. "Солнце русской поэзии" не помешало полюбить таких различных и необычных поэтов, как Блок и Северянин или Уильям Блейк и Поль Верлен. "Поэзию, художники, любите...", поэзия - лучший тревожитель фантазии и серебряная лестница к музыке. В 70-е годы радио не специализировалось на ритмах для ног. Моцарт, Чайковский, Дебюсси не были мимолетными гостями в эфире, как и само понятие культуры музыки, в каком бы жанре она ни выражалась, поэтому музыкальная амплитуда "от Вивальди до Вангелиса" стала моим музыкальным кредо.
  Ну а живопись - не как развлечение - увлечение детско-отроческих лет, но всерьез, как осознанная необходимость, началась со знакомства с Древней Грецией. Эллада для меня - удар молнии, как французы именуют любовь с первого взгляда. Веселая и прихотливая фантазия ее легенд и мифов, пластика ее поэзии и поэзия скульптуры, непосредственность и безудержная жажда знаний - Эллада подарила увлеченность историей, астрономией, философией - наукой, помогающей понять, что каждый в мире только гость, поэтому всем хватит места под солнцем, - и тем самым примеряющей с жизнью. Но если Эллада стала для меня солнцем, то Микеланжело и Пикассо - планетами с буйным, удивительным и неповторимым миром. На этих планетах мне всегда свободно, интересно, неутомительно и любимо. Но чтобы прийти к ним, необходимо было пройти через рафинированность Боттичелли, цветовое безумство Матисса, трагический экспрессионизм Ван-Гога, пронзительные фантазии Чюрлениса...
  У меня не было возможности посещать хотя бы художественную студию, но была убежденность, что всякое дело надобно любить по-умному, поэтому серьезные тона "Школы изобразительного искусства" с превосходным иллюстрированным материалом и уроками-рекомендациями опять же лучших мастеров надолго утвердились как настольные.
  Моя первая выставка прошла в школе маленького города Нурбад, что в Самаркандской области, - небольшая, скромно оформленная, она помнится до сих пор. Много позже начались вернисажи в музеях и Выставочных залах и в больших городах: Самарканде, Навои, Ташкенте, Калининграде... Организовывались они и друзьями, и заинтересованными организациями: Союзом художников, ЦК комсомола Узбекистана, лауреатом премии которого я стала в середине 80-х, Фондом культуры республики, степендиатом которого я также была до переезда на Алтай.
  Помимо выставок происходили и публикации, - пресса, как говорится, стороной не обошла, и не только республиканская, - а с журналом "Советский Союз", тогдашней визитной карточкой страны, довелось некоторое время даже сотрудничать. Впрочем, публиковалась не только в качестве художника: невозможное для графического изображения ложилось на бумагу словом - то стихами, то сказками... Что поначалу казалось эпизодом в жизни, со временем оказалось самой жизнью.
  Работы художника - отражение души художника, они - окно в мир его души. И чем многосложнее, интереснее этот мир, тем неизбежнее вероятность, что рано или поздно раздумья и чувствования художника - его творчество, - затронет затаенные струны чужих душ. Думаю, только недалекий и недобрый субъект придумал когда-то это страшное, заимствованное из юриспруденции, определение "СУД зрителей", - ярлык-стереотип, применяемый к выставляемым художником работам и низводящий самого художника на уровень подсудимого. Показывая работы, художник делится своими размышлениями и чувствами, поэтому от зрителя он ждет сомыслия и сочувствования - понимания.