Я вытянул счастливый жребий,
Я не бываю одинок.
Ко мне в любое время суток
Без приглашения и стука,
Как наказанье за грехи
Приходят погостить стихи
Один веселый и шумливый
Приносит яблоки и сливы,
А из кармана пиджака
Торчит бутылка коньяка.
Мы говорим о том, о сем
И засыпаем под столом.
Другой угрозен и всклокочен
Приходит под покровом ночи.
Он обозлен на целый мир
И пистолет его кумир.
Он долго и занудно вяжет
Петлю из стареньких подтяжек.
Порой заходит странный тип,
Из горла вырывает хрип.
Он одноног и пятиглаз,
А за спиной противогаз.
Он что-то сумрачно бормочет,
Но непонятно, что он хочет.
Еще бывает Дон Кихот
И Тартарен из Тараскона,
И с ними я иду в поход
Рубить стоглавого дракона
Но сей дракон весьма хитер
И жив, поганец, до сих пор.
Вот так живу, ни дня покоя,
А только толку никакого.
Сентиментальность у меня в
роду,
Мой дед был черт-те как сентиментален.
Всех девушек в округе раз в году
Одаривал прекрасными цветами.
Он им писал безумные стихи
И сочинял безумные сонеты.
В него все дамы были влюблены
И били мужики его за это.
Он обожал прогулки при луне
И синих рощ неслышные напевы,
И волочил, как жучку на ремне,
От скуки изнывающую деву.
Он был в округе первый Дон Кихот,
Он защищал от пьяниц проституток,
Не раз ему давали укорот,
Порой не раз всего в теченье суток.
Но самое смешное будет дальше,
Когда придет к нему красавица с косой
И кто-то так тихонечко заплачет:
"Всю жизнь любил, а умер холостой".
Прости меня, я был не прав.
Я жег мосты, ломал деревья,
Топился в море синих трав
И верил в жуткие поверья.
Я сжег дворцы, взломал все сейфы,
Швырнул в огонь всю мудрость книг,
Я был Есениным и Грейффом,
Но в эту тайну не проник.
Мой мозг был центром мирозданья,
Жилищем демонов огня.
Я сам себя нес на закланье…
Я был не прав, прости меня.
1832.
Прощай, израненный Париж!
Я покидаю баррикады,
Стекает солнце с черных крыш,
Гремят военные парады.
Свобода – наша жизнь и кровь!
На нашем знамени – свобода!
Что может быть страшней оков
На шее целого народа?
Прощай, парижский буржуа,
На этот раз вы победили
И камни кровью напоили
Во имя лжи и грабежа.
Прощай, унылое предместье,
Во фраке жуткой нищеты!
Свобода – вот моя невеста
В преддверьи глупой пустоты!
Прижми меня к своей груди,
Я перестану пререкаться,
Я буду плакать и смеяться, -
Сними вот только бигуди.
Стань феей сказочного леса,
Стань жрицей быта и семьи,
И приласкай меня, повесу, -
Сними вот только бигуди.
Сижу в темнице. Ночь все злее.
Со сводов капает вода.
Железный обруч давит шею
И грудь кусает борода.
Я осужден был за идею,
Какую, я не знаю сам.
Я, как мятежная Вандея,
Чужим поверил парусам.
Возможно, в чем-то я ошибся,
Возможно, в чем-то я был прав.
Но что теперь решать и биться? –
Как хомяку сказал удав.
И я сижу. Непроницаем.
В душе космическая синь.
И дело – дрянь, куда ни кинь,
Что делать дальше, я не знаю.
Опять тоска. Опять боюсь я
Не выдержать ее руки.
Петля сжимает до удушья
Мои неровные стихи
Пропитан болью, словно губка.
Душа, как солнце, в сердце – дождь.
На грани чувства и рассудка
Я от любви скрываюсь в ночь
Бреду по городу, как песня,
На башнях флаги и луна.
Фонарь из пламени и жести
Глядится в зеркало окна.
Сапожник бросил мастерскую,
Записку вывесив такую:
"Ушел в печали и тоске
дырявить кожу на виске".
Я догоню его под утро
В разливах безнадежных рос.
Друг другу зададим безмолвно
Все тот же гамлетов вопрос.
На смерть Джона Ланкастера.
Мне помирать пришла пора,
Одной ногой уже в могиле
И лезет черт поганым рылом,
Знать, не дождется до утра!
А впрочем, это ерунда
И у меня еще есть силы,
Остро перо, черны чернила
И ясен ум, как никогда.
Скажу вам, братцы, откровенно –
В моем кармане ни гроша,
Зато как счастлива душа,
Что завтра вырвется из плена!
Я жизнь прожил не кое-как,
Мои стихи – моя гробница,
И с ней, пожалуй, не сравнится
Гомера жалкий саркофаг.
Я буду в вечности прославлен
И дамы редкой красоты
К могиле принесут цветы,
(Эх, жаль, меня не будет с вами!)
Я перед господом предстану,
Мы скрестим взгляды, а затем
Смешаем кровь из наших вен
И ангелы споют осанну.
А впрочем, это ерунда
И у меня еще есть силы,
Остро перо, черны чернила
И ясен ум, как никогда.
Погиб поэт – невольник слова,
Раб ритма, рифмы и стиха.
Как ночь прекрасна и тиха!
Как тяжела судьбы подкова!
Здравствуй, смерть
Смертушка смертушечка
Привет, смертушонок
Смерчок смертушишка
Здорово, смертяй
Смертухай смертухло
Салют, смертец смертин
Старый матерый смертище!
Я безумно устал
Да и ты чуть живой
Отдохни у меня на плече
Смертюлька
|