На правах рекламы: |
Павел ЛОБАНОВ
Дед сидит в кресле. Он не помнит, давно ли он сидит в кресле, и где он сидел до того. Он просто сидит, открыв глаза, в которых отражается все, что его окружает. Вот откуда-то слева выползла муха, взлетела и, описав плавную дугу, села на потолок. Другой бы подумал - это муха, а дед знает - это не просто муха. Она ощущает, чувствует, мыслит. Но это еще не все и даже не главное. О главном знает только дед. Муха ощущает, чувствует, мыслит, что она-то и есть дед. Да-да-да, все сознание деда сосредоточилось теперь в этой мухе. Он и видит теперь все с точки зрения мухи.
Комната, елка и кресло над головой, а в нем - ненужная, смятая, брошенная фигурка - тоже дед. Муха-дед отцепляется от потолка и летит к свету, но вдруг что-то преграждает путь. Муха-дед бьется о... “стекло” - вспоминает он и поворачивает назад, но и тут... “стекло?” Нет, что-то упругое, гибкое, прочное не дает лететь. Сеть! Паутина! - понимает муха-дед. Страшный десятиглазый выбегает, о восьми лапах, о шести челюстях, оплетает и впивается. Все - это конец! - мелькает в мозгу деда-мухи, - какая ничтожная гибель.
Но жизненный фильм продолжается, сознание деда не гаснет, и сытый, довольный паук-дед, перебирая мохнатыми лапками, движется в середину своей ловчей сети.
Смятая фигурка забытого детьми Деда Мороза все так же валяется в кресле.
1991
Процесс дегенерации шел быстрыми темпами. Скоро Чувариков уже стал откусывать окончания слов. Знакомых он не узнавал, а с незнакомыми здоровался, как со старыми друзьями. Мысли его были заняты только одним, но чем именно, вспомнить он никак не мог. Нередко он останавливался на полдороге и обнаруживал, что не знает, куда он шел, и куда ему нужно идти. Одна из последних мыслей, которые еще посещали его, была следующей — а зачем вообще куда-то идти. И он сел, сел прямо там, где стоял. Скоро его взяли под руки, подняли и повели куда-то. Похоже, он сел где-то не там, где надо. Сначала он по инерции переставлял ноги, но потом не стал делать и этого. Его поволокли дальше, потом посадили на стул и стали спрашивать, как его зовут. Он не мог вспомнить, как его зовут, и стал высказывать предположения: Иван Мышкин? Варфоломей? Анна Петровна Ван? Василий Николаев? Петр XI? Потом он замолчал — слова кончились, и он долго, натужно пытался вспомнить хотя бы одно, но вспоминались только звуки — а, о и другие. Потом докучливые люди куда-то исчезли, и он посмотрел вокруг себя. А зачем ему слова? Вот стул, подоконник с цветком, облупившаяся краска на решетке, дорога, трава и дальше лес, а за лесом — река и поля. Вокруг распахнулся целый мир, он видел его весь — и воробья за окном, и мышь, пробегающую в подполье, муравья, пробирающегося среди трав и червя, роющего землю, покойников на кладбище — мир постепенно растворял их в себе — и жаворонка в поднебесье, девочек, проходящих по лесу, и зеленых ящериц, греющихся на камнях. Он видел весь мир, он был им. Еще одно движение души — и мир принял его в себя.
Вошедшие в комнату люди в серых костюмах с немалым удивлением обнаружили вместо исчезнувшего человека лишь небольшую щепотку пыли. Порыв ветра дернул занавеску. Пыль поднялась в воздух, один из граждан чихнул. Сплошное невезение, они все куда-то уходят, сказал он. Да, скоро так мы совсем останемся без работы, сказал другой.
14 января 1989
Старый Ван Вэй выходит из хижины и садится на скамеечку. Он посматривает на все окружающее, хитро прищурившись. Давно оставил он монастырь и двор императора, оставил, как только понял, что становится действительно мудрым. Он прекратил странствия и вот уже тридцать шесть лет живет в хижине, построенной им самим рядом с бамбуковой рощей. За это время Ван все обдумал и познал - тайну рождения мира, природу человеческого и божественного, способ наилучшего общественного устройства. Он чертит на песке знаки своей - самой совершенной в Поднебесной - логической системы, которая позволяет найти ответ на любой правильно поставленный вопрос. И науку постановки вопросов он также довел до совершенства. Ван Вэй чертит иероглифы и тут же стирает, чтобы случайный путник не прочел их. У него нет учеников, он никому не передаст свое знание. Никого никому нельзя научить. У каждого своя истина. Старый Ван выпускает из дрожащих пальцев бамбуковый прутик и закрывает глаза. Мир тревог и волнений исчезает, и мирный храп оглашает бамбуковую рощу.
Я лежал на диване, устремив глаза в
потолок, когда доктор вошел в комнату. Он сел в
кресло, зевнул и сказал, что на дворе становится
жарко. Я отвечал, что меня беспокоят пули, и мы оба
замолчали.
Несколько пуль влетело в окно и попало в стену.
- Всегда, когда тепло, они так летают, - оборвал
молчание доктор.
- Да, скука, о чем говорить двум умным людям, когда
и так все ясно. Что бы мы делали без... - начал я,
когда пуля, влетевшая в то же единственное окно,
снесла доктору нос.
- Вы правы, - сказал он, зевая. Град пуль уничтожил
посуду, стоявшую на столе.
Доктор снова зевнул, и одиночная пуля вынесла ему
передние зубы.
- Что можно телать в такую жару, - сказал он. -
Правильно телают ишпанцы...
Небольшой снаряд разворотил наружную стену.
Потянуло дымом, а затем в комнату вошел свежий
весенний воздух.
- Правильно телают ишпанцы, - продолжал доктор, -
устраивая в эти чашы шиешту.
- Они переняли это от арабов, - сказал я, чтобы хоть
как-то поддержать разговор.
Во дворе разорвался еще один снаряд. Крупный
осколок снес доктору полчерепа.
- Пойту и вправту пошплю, - сказал он и вышел.
Пули все так же докучно жужжали. Я несколько раз
махнул рукой перед лицом и, кажется, заснул.
(поэма)
I
Летчик К. получил повестку из следственной части. Странно. Ведь он ни в чем не был замешан, ни как преступник, ни как свидетель, ни, тем более, как жертва. И летал он нормально, хотя у него было всего лишь по пять пальцев на каждой ноге. У него были хорошее зрение и хороший слух. Помимо ног, у К. еще были две руки и одна голова. Долго он соображал, к чему бы это, да не смог понять ничего. И тогда сел в самолет и улетел.
II
У летчика Л. было по шесть пальцев на ногах. И это ему приносило счастье - у него никогда не было летных происшествий, даже после того, как он потерял обе ноги.
III
У летчика М. не было обеих ног. Но он летал и довольно недурно. Все им восхищались. Один писатель даже хотел написать о нем роман, но потом раздумал.
IV
Летчик Н. страдал дальтонизмом. Не различал он красного и зеленого. Но он очень увлекался живописью и, приложив громадные усилия, написал-таки одну картину “Допрос комиссара”. Подвиг летчика восхитил публику.
V
Летчик О. был глух, как пень. Но он с детства увлекался музыкой, изучал ее историю и теорию. И однажды О. совершил великий труд - написал детскую песенку “Маленькой елочке...”. Широкая публика была в восторге. А начальство отстранило его от полетов, заявив, что теперь он сможет отлично зарабатывать как композитор.
VI
У летчика П. не было рук. Обеих. От рождения. Но он так страстно хотел летать, что все же стал летчиком. Управлялся он, главным образом, зубами и ногами. И ничего, летал не хуже некоторых.
VII
Летчик Р. был совершенно слеп. И он уже совсем не мог летать. Но он все же надевал прибор ночного видения и по ночам иногда немного подлетывал.
VIII
А у летчика С. не было головы. Он давно потерял ее в боях за Родину. Но он летал лучше всех, пользуясь американским протезом. И С. чуть было не стал маршалом авиации, да советский протез, на который ему пришлось перейти, оказался плохого качества. Так он и остался простым генерал-полковником.
(подлинное происшествие)
Кирилл: Сегодня ночью мне приснился
комар.
Мефодий: Что-что?
Кирилл: Ну, знаете, ночной комар.
Мефодий: Какой еще комар?
Кирилл: А вот такой!
(Показывает.)
Мефодий: А-а-а-а! О-у-у-а! (Вопль, переходящий в
хрип. Потом все стихает.)
Кирилл: Ага, не дышит. Отмучился.
(Фигура Кирилла растворяется в воздухе.)
18 августа 1989
Арчибальд Романович снял со стены
ружье.
Стоял теплый июньский вечер.
Мама мыла раму. Anna und Martha baden. Маша ела кашу.
Вдруг неожиданно потемнело, пронесся порыв ветра, и на маму, раму, на Анну и Марту, без того, впрочем, мокрых, посыпались ледяные, как град капли дождя, вскоре к ним добавился град размером с кедровый огрех. Блестнула молния, потом другая, загрохотал своими бочками по желестной лестнице гром. Маша испуганно посмотрела в окно, оторвавшись от каши.
Теплый июньский вечер упал на город грозой. Жесткая проза грозы выше лирического сиропчика тихих, нежных, как манная каша летних вечеров под цветущей сиренью.
Анна и Марта сидели в реке, боясь вылазить под проливной дождь. Рама мыла маму. Каша ела Машу.
Арчибальд Романович заряжал ружье, глядя на потоки, хлынувшие из хлябей небесных. Когда он увидел, что осталось от Маши, то выстрелил в кашу картечью из обоих стволов.
Пули попали в молоко. Белые струйки побежали по полу бурными реками. В них барахтались Анна и Марта. Кончено, - подумал Арчибальд Романович, - была у меня в голове только Маша, а теперь у меня в голове каша.
7 июля 1989
Иванов шел по улице города Иванова. Он подбежал к столбику, задрал заднюю лапку и оставил на нем свою метку. Иван Иванов лежал в могиле четвертый год. Он прогуливался по кладбищу с небольшим песиком на поводке. Иван Иванович раскрыл зонтик и сказал: «Тц-тц-тц, кажется, дождик собирается, - и, чуть погодя. — Развели тут псарню. У, терпеть не могу!!» Иваныч, как звали его сослуживцы, снял черные нарукавники, поднялся из-за стола и подошел к окну. По улице бежал симпатичный песик. Он открыл окно и бросил ему кусочек колбаски, припасенный как раз для такого случая. Он любил колбасу, но еще больше любил симпатичных сучек. Впрочем, с песиками тоже можно было пообщаться. И он дружелюбно обнюхался с незнакомым доселе серым кобельком. Он закрыл окно и вернулся к своему столу. Он спросил: «Иваныч, в шашки играть будешь?» «Вы оштрафованы на пять рублей за неправильный переход улицы,» — ответил он Иванову, пытавшемуся сделать вид, что он степенно прогуливался, а вовсе не перебегал улицу перед самым носом тяжелогруженного МАЗа, который он вел уже пять часов подряд. Вдруг он заметил кота. Шерсть у него встала дыбом, он выгнул спину дугой и злобно заорал: «Уберите отсюда ваших собак-кошек, весь двор засрали!» «Еще ампулу дибазола,» — скомандовал он. «К сожалению, они кончились, могу предложить наше фирменное блюдо — азу по-ивановски,» — сказал он ему. Он шел по улице Иванова, улице имени Иванова. Он шел второй час, мелкий, но терпеливый, промочив весь город и окрестности, на радость местным огородникам и садоводам. Только у товарища Иванова болела голова. «Опять хлеба слягут,» — думал товарищ Иванова. «Иван!» — окликнули его из окна. Он не обернулся, потому что в это самое время он находился совсем в другом месте.
В ЗАБРОШЕННОМ ХРАМЕ
(рассказ путешественника)
Я потянул на себя тяжелую дверь, со скрипом медленно она двинулась, и мне открылось огромное пространство. Лунный свет, проходя сквозь узкие окна на высоте, восьми- или десятикратно превышающей человеческий рост, выхватывал из тьмы куски колонн, стен, сложенных когда-то из дикого камня, освещал и часть пола, и плоскую глыбу посередине. Потолки и своды терялись во мраке. Я тихо шагнул вперед и спросил:
- Есть кто живой?
Казалось, молчание и мертвая тишина будут мне единственным ответом — ни звука, ни отзвука… Я вздохнул, и тут:
- Нет! — раздался голос откуда-то из темного пространства за камнем. Я обернулся и бежал, не помня себя, не разбирая дороги, бежал так, как будто все силы ада гнались за мною.
Я очнулся утром и увидел над собой участливые лица — местные жители подобрали меня в поле. Они ухаживали за мной, пока я вполне не поправился. Отблагодарив этих добрых людей, я уехал и никогда больше не возвращался.
2 декабря 1989
Карфаген должен быть разрушен. С Кирпиченко должно покончить. Зуев купил ножовку. С новой ножовкой Зуев вошел в комнату общежития. Кирпиченко спал. Зуев примотал заплывшее жиром тело к сбитому из крепких брусьев топчану. Кирпиченко забеспокоился во сне. Рот Кирпиченко приоткрылся. Зуев засунул в открытый рот кляп.
Из воды капал кран. Зуев посмотрел в окно. По небу плыли два облака и один дредноут. Зуев взял ножовку и принялся пилить левую заднюю ногу. Туша на койке дернулась. На мостике броненосца появился капитан с биноклем. Капитан с интересом наблюдал за напряженным трудом Зуева. Кровь текла по полу бурным потоком, выливаясь в щель под дверью. Туша на топчане перестала шевелиться. Отдал Богу тушу — подумал Зуев.
В дверь комнаты постучали одиннадцать милиционеров. К окну восьмого этажа был подан трап. Зуев поднялся на дредноут, который исчез в Дали, оставив одиннадцать с половиной милиционеров в комнате с выломанной дверью в совершеннейшем недоумении созерцать распиленный труп молодого Саши Кирпиченко.
8 сентября 1988
В поздний ночной час одиноко и мрачно на столь оживленных и шумных обычно улицах города. Из тени в свет, из света в тень переходил, робко, но поспешно продвигаясь вперед, неизвестный поэт, возвращаясь к себе домой. Угол. Перекресток. Две долгие длинные фигуры выросли перед ним, как из-под земли - внемли. Ждут. Будут бить?
Я пропал я пропал
мелькало в мозгу у поэта, но вместо того, чтобы бежать, он лихорадочно, поддавшись привычке переводить в стихи любое впечатление и душевное движение, подбирал незатасканную рифму:
упал -
нет.
Заросла моя тропа
Она более чем заросла.
Меня надо закопать - бр-р-р,
что-нибудь полегче.
стопа - что стопа?
моя стопа
Но легка моя стопа
Ура! Нашел.
Он обернулся и побежал, чтобы поскорее записать найденное. Свист и глумливое гиканье слышались неизвестному поэту, но никто за ним не гнался, кроме его испуганной тени.
Когда Иван Елпидифорович вышел из своей квартиры, собираясь идти на службу, из соседней двери появилась Александра Георгиевна.
- Здравствуйте, Иван Елпидифорович, доброе утро.
Сердце Ивана Елпидифоровича было согрето этими добрыми словами. Выйдя из дома, он поднял уроненную трость и подал ее почтенному пенсионеру Аристарху Пантелеймоновичу, тот растроганно поблагодарил Ивана Елпидифоровича. Аристарх Пантелеймонович зашел в продуктовый магазин и рассыпался в благодарностях перед продавщицей Анной Силантьевной, она была тронута.
К Анне Силантьевне зашел ее знакомый милиционер Андрей Пафнутьевич. Анна Силантьевна встретила его весьма благосклонно, и он ушел, преисполненный радостными чувствами и надеждами.
Недалеко от магазина «Соки-вода», преобразованного из злачного места «Водка-опиум» к милиционеру Андрею Пафнутьевичу пристал хулиган Аркадий Эрнестович. Андрей Пафнутьевич никак не мог оторваться от своих возвышенных дум. Сквозь туман доносились до него слова: « … пройти… как… переулок… Комсомольский… скажите… ради… дьявола… и… всех… его… апостолов…»
Глубоко расстроенный и оскорбленный, Андрей Пафнутьевич пошел назад и, вернувшись в магазин к Анне Силантьевне, он не удержался от грубых выражений. Через полчаса в магазине появился Аристарх Пантелеймонович. Анна Силантьевна подсунула ему лежалый товар, обвесила, обсчитала и поставила ему мат. Аристарх Пантелеймонович встретил Ивана Елпидифоровича и вытянул его тростью по спине.
Иван Елпидифорович поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь Александры Георгиевны и молча задушил ее шнурками от ботинок.
19 августа 1988
А он был весельчак, наш старикашка Пат, то кошку обольет бензином и подожжет, то лягушку в щи подкинет, а то наделает бомбочек — и ну во всех швыряться — таковы, а также и другими были гадости, кои были им зачастую вычитывываевомыми из популярного журнала «Мерзилка»…
17 декабря 1988
Солнце палило, как из ружья. Странник вышел на охоту. Охота ли было ему идти на нее? Вышел Странник погулять: раз, два, три, четыре, пять… - сосчитал он полурогих звайцев. Странник притаился в тени разлапистого баодуба. Он поглядел на звайцев — их по-прежнему было пять. Странно — подумал он. Звайцы повели рогами, прислушиваясь. Тут Странник выбежал из-(за)под баодуба и кинул ся к ближайшему звайцу. Тот и не подумал стрелять в Странника — как видно, у него в помине не было ружья. Странник взял быка, то есть, звайца, за рога. Копыта звайца опустились долу. Отмучился — подумал Странник и окинул взглядом просторы степей. Взгляд исчез в беспредельной дали. Осиротевший и ослепший без него Странник привалился к боку звайца и стал терпеливо ждать возвращения взгляда. Было охота пить — Большая Охота продолжалась…
7 июля 1988
I
- Зк-зк?
- ТБЛДРХГМ!!!
- Зк, пр вбгр, зк?
- ТБЛДР! ТБЛДХГМ! ДРР ВБГР ЗК-К!!!
II
- Зк-зк? Зк, дл дл гвбгр жм, зк?
- ДРР! ДРР!! ДРР!!! ТБЛДР ВБГР ЗК-К!
- Зк, пр лдрг тмсбр лдд, зк?
- ТБЛДРГХМ!!! ВС ДРРРРРРР!!! … !!!
1987
СТИХОТВОРЕНИЯ 1995-2000 ГОДОВ ***
Аквариум клетка для рыб
Тело ловушка души
Книга тюрьма для слов
Не пиши
14 сентября 1997
2 МАЯ 1997
Памяти Макса Батурина
Дверь была щербатая
Надпись мелом внизу
«Алиса - в Стране чудес»
Отец сказал
«Пропадает где-то
Опять у него новая»
Новая женщина была с косой
Но очень костлява
КТО-ТО УМЕР
Захожу я в свой подъезд
На площадке крышка гроба
Дверь квартиры приоткрыта
Ходят люди взад-вперед
Это значит кто-то умер
Ну а я пока что жив
Кто-то умер и не дышит
Ну а я покамест жив
Объявленье в черной рамке
Это же моя училка
Что была в начальных классах
А теперь она в газете
Это значит кто-то умер
Ну а я пока что жив
Он уже совсем холодный
Ну а я покамест жив
Друг записку мне оставил
«Не могу я жить в общаге
Лучше слопать горсть таблеток»
Врач сказал ему каюк
Это значит кто-то умер
Ну а я пока что жив
Он теперь сгниет в могиле
БРЕННОСТЬ
Карандаш и фломастер
(фаллический символ)
Стержень синий и даже красный
Все когда-нибудь исписывается
И летит в оранжевое ведро
Как Д'Антон с Де Муленом
(без маршей Шопена)
Неужели и я стихотворец
Когда-нибудь ис
(кончилась па)
8 апреля 1996
РАЗГОВОР С ДРУГОМ
Не надо слов ты мне не отвечай
Поставим кружку на плиту и высыплем весь чай
И будем говорить о том о сем
Но вдруг поймем что хвастаем да врем
1995
***
В молоке утонул таракан13 октября 1998
ДЕЛОВОЙ ЧЕЛОВЕКРасписание встреч
Ворох сухих записок на столе
Смерть пришла
Не застала дома
30 октября 1997
***
Скоро в транспорте ездить буду бесплатно
Став заслуженным донором городской канализации
Кровь из носа вторую неделю
«А подставлять не надо было
Людям которые машут руками
Словно мельницы ветряные»
Я почти Дон Кихот
И стихи мои иллюзорны
Разве пишут так настоящие поэты
24 марта 1998
6 ИЮЛЯ 1999
Два моих стихотвореньица
Напечатаны были в «Юности»
Полтора года тому назад
Я увидел их только сегодня
Давно перестав чего-либо ожидать
В особенности дебюта в столицах
Раньше я был типичным непризнанным гением
С виду гордым внутри несчастным
А теперь могу играть роль поэта
Вовсе не чувствуя себя таковым
Четыре листа ксерокопий
Пять бутылок темного «Крюгера»
Два автографа «Ну ладно Аля
Напишу здесь» «И еще
Вот здесь» «А здесь уже написал»
Сколько ненужных стихов
Остались ненаписанными мной
За полтора года
Неужели теперь не удержусь
***
Стихотворения приходят из пустоты
И снова в нее возвращаются
Я их не записываю
Впрочем кажется одно уже записал
3 июня 1997
***
Все мое отличие от поэта
Состоит в том что я не поэт
11 июля 1999
***
До блеска мыт до хруста свеж
Ты шпаришь в свой Париж
Гладка как вымя твоя плешь
Ее не утаишь
Есть в жизни теплый бельэтаж
А есть изнанка крыш
Я нынче получил карт-бланш
По-русски значит — шиш
Босым пришел я в этот мир
По битым стеклам — марш
Есть в каждой мышеловке сыр
А в мясорубке — фарш
Но я — не мясо для котлет
Безвкусен и жесток
Я лучше крепко сжав кастет
Пробью тебе висок
ПИР ВО ВРЕМЯ ЗИМЫ
Будут верой все согреты
Не жалейте ни о чем
Если был ты раньше жертвой
Скоро станешь палачом
Все равно нужны вселенной
Любит бог своих детей
Мил ему ученый эллин
Люб наивный иудей
Волк и заяц лис и птица
Все живут в одной семье
Если хищник не родится
Жизнь зачахнет на земле
Без микроба без чумного
Жизнь людская не полна
Я дурак
И что такого
Выпьем за чуму до дна
***
Поэтический полигон
Выхожу как пророк полугол
И скорей начинаю строчить
Пусть посмеют меня учить
Всяк пустырник и пастернак
И другой корнеплод и злак
Выхожу
Сам себе господин
На большую дорогу один
Хочешь изменить порядок вещей
А меняется только порядок слов
29 мая 1997
***
Ненаписанные стихи
Так же существуют для меня
Как и написанные
Их совершенство непостижимо
Для кого-либо кроме меня
11 июля 1998
ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ
Недостойна моя судьба того
Чтобы я от нее хоть один подарок принял
***
ГСП Томское
Скотобойня
Учетный лист забоя животных
Поступило на забой
Головы
Вес
Выход продукции
Мясо
Пищевод
Головы
Ноги
Печень
Сердце
Почки
Язык
Легкое
Лытки
Диафрагма
ПИК мясо
Трахея
Желудок
Шкуры
К/комплект
Проходник
Глухарка
Кудровка
Калтык
Жир
Уши
Обрезь
Все по частям
Почему к человеческим телам люди относятся с
таким пафосом
5 августа 1999
КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ
Не ненавидь человека другого больше чем самого себя
***
Все думаю думаю об одном и том же
Кабы достать хлорофоса потравить тараканов в
голове
25 августа 1999
***
Читать в трамвае
Читать в трамвае «Цветы зла»
Среди тел
Основной порок которых усталость
А главный негибкость
Записывать стишки под взглядами
Энергии которых едва хватает на любопытство
Одно исключенье кондуктор
Который бдит
В строго отведенных рамках
«На первой площадке»
По утрам я начал
Ездить на работу в трамваях
Это уже признак порока
2 сентября 1999
***
Всего три стишка написано в августе
Искреннее чувство благодарности
(Не знаю точно кому)
Кажется многословия пока удается избежать
1 сентября 1999
***
Хочется написать стихи
Но не знаешь о чем
Напиши о здоровом запахе носков
Которые нашел среди тренировочной одежды
11 октября 1999
***
Лучшие способы писать стихи
Косой по росе
Вилами на воде
Помелом в воздухе
Пальцем в небе
14 октября 1999
СТИХИ О НИЧЕМ
1
Ничто не способно вывести меня из
равновесия
И все же оно кажется мне огромной силой
2
Ничто не нуждается в намеках
Чем оно является в моих глазах
3
Никогда раньше всерьез не задумывался
Как это что-то может одновременно быть ничем
4
А ведь в действительности
Ничто не мешает мне жить спокойно
5
Ничто мне не нравится
Зря наверное я его так невзлюбил
6
«Ничто меня не радует»
Это уже пожалуй только игра слов
Я способен на многое
Хотя бы и на злорадство
7
Страшно интересно должно быть
смотреть
Как мир перед глазами превращается в ничто
Что-то из живота подсказывает
Превратившись в ничто он останется на месте
Голове хочется верить но верится с трудом
16 ноября 1999
***
Призрачная мелочь света
Наполняет карман окна
Ничего у меня больше нету
Но того что есть до хрена
Мягкие банкноты дней
Составляют текущий счет
Календарь
Что быть может ценней
Да и что быть может еще
20 января 2000
СТИХИ, ЗАПИСАННЫЕ МНОЮ В БЛОКНОТЕ, НЕКОГДА ПОДАРЕННОМ МНЕ ВЕЛИКОЙ ПОЭТЕССОЙ ОЛЬГОЙ РЫЧКОВОЙ
HIPPIE
Dedicated to J. Lennon et al.
All you need is life
But you're dead
april 2, 2000
***
В трагедии собственной жизни
Я слишком искусный актер
***
Жизнь как черновик
Который набело переписать
Не успеть
***
Смерть
Ты моя единственная любовь
***
Все события жизни моей
Я отдаю бумаге
Жизнь же становится равномерной
И бессюжетной
Как чистая гладь листа
***
Непрерывность сновидений
Которая
Мною воспринимается как
Настоящая жизнь
ВНИМАНИЮ ИСТОРИОГРАФА
Сегодня 29 апреля 2000 года
Все утро я был в отличном
Не омраченном никем и ничем
Настроении
***
Главное никогда не терять лицо
Отчего же вы сударь не бриты
Заросла колючками ваша могила
***
Если ты думаешь что идешь слишком
медленно
Постарайся вспомнить не за смертью ли тебя
посылали
***
Слепые глазницы окон
Темный провал рта
Ни одного движенья
То ли смерть
То ли капитальный ремонт
МОЯ ГЕОГРАФИЯ
Спать я хотел бы в стране дождя
Работать в стране первого снега
Гулять в стране листопада
Заниматься любовью в стране молнии и грома
24(?) июля 2000
предай воде
замри
вирусы в подсознании
рассвет неминуем
ждите смерти и она придет
что там у меня в кармане
и пал секам на поле брани
а хорошо ли ты заточил свою ложку
краниофобия
лекарство для здоровых
кто глядит в твое окно